«Я не понимаю, почему критика "культуры маскулинности" считается нападением»: интервью с французским режиссером Этьеном Годильером
Можно ли восхищаться произведением искусства, не одобряя его создателя? Таким вопросом задается режиссер Этьен Годильер в своей последней работе. Пьеса, родившаяся из споров вокруг премии «Сезар» 2020 года, присужденной Роману Полански, ставит вопрос о нашей коллективной ответственности перед лицом насилия в мире культуры и сохраняющегося в художественных кругах культа «неприкасаемого художника». Годильер принимает этот вызов, не выделяя отдельного человека, а препарируя систему — систему, которая слишком долго защищала своих мучителей во имя «гениальности». С юмором, строгостью и глубокой человечностью он разбирает аргументы, исследует парадоксы и обращается к противоречивым фигурам, чтобы разжечь важнейшую дискуссию.
Source: Wesley Pribadi on Unsplash
— Почему вы решили обратиться к вопросу о связи между художником и его действиями в то время, когда скандалы вокруг насилия над женщинами в мире культуры (особенно в Голливуде) выходят на первый план?
— Отправной точкой для пьесы стал «Сезар», присужденный Роману Полански в 2020 году за фильм «Офицер и шпион». В то время я чувствовал, что что-то не так, но еще не погружался в эту историю. Когда мне предложили сделать пьесу на актуальную тему, я подумал, что это хорошая возможность обратиться к вопросу «Нужно ли отделять личность человека от художника?», которым в то время были переполнены СМИ. А еще — я видел, что у всех вокруг есть свое мнение, и многие люди, кем бы они ни были, были немного растеряны. Так что идея заключалась в том, чтобы начать с основ, с цифр и аргументов каждого, чтобы прояснить и понять ситуацию. И все это с чувством юмора.
— Рассматривали ли вы в качестве отправной точки какие-либо другие фигуры, кроме Романа Полански, или выбор был очевиден с самого начала?
— Вместе с Джулией Фоис, журналисткой, с которой мы создали эту работу, мы наметили поле для исследования, подпитываемое текущими событиями. Мы выбирали случаи в соответствии с конкретными вопросами, которые они поднимали: случай осужденного (Бертран Кантат), художника, чьи работы находятся в публичном пространстве (Клод Левек), умерших художников (Селин) и так далее. Именно эти случаи чаще всего всплывают в разговорах. Роман Полански послужил лишь началом этой истории.
— Пьеса рассказывает не только об отдельном человеке, но и о целой системе. Как вы считаете, насколько театр является хорошим инструментом для того, чтобы заставить людей коллективно задуматься об этих механизмах?
— Я думаю, что сила театра (а значит, и пьесы) в том, что он рассказывает историю. В данном случае — о реализации одного человека. Я абсолютно убежден, что с помощью этой истории, которая также несет в себе эмоции, мы увлечем зрителей еще дальше.
Мы находились в процессе создания пьесы, когда появился театр MeToo и мое ближайшее окружение оказалось в центре этих новостей. Театр, конечно, также является частью этой системы.
— Какую роль сыграла Джулия Фоис в написании или дополнении сюжета?
— Джулия Фоис написала весь свой текст. Он переосмысляет и наполняет цифрами, фактами и смыслом все, что мы переживаем в пьесе. Кроме того, мы заранее вместе проработали темы и сюжет, который хотели рассказать. Это была самая натсоящая магия (мы создали пьесу за шесть дней!). Теперь же мы иногда обновляем или редактируем текст пьесы во время гастролей. Мы не можем игнорировать события, которые происходят здесь и сейчас.
— Как вы думаете, готовы ли современные зрители услышать критику культуры маскулинности, не воспринимая ее как нападки?.
— Я не понимаю, как критика «культуры маскулинности» может считаться нападением. Желание изменить ситуацию в обществе, где женщин насилуют каждые семь минут, кажется мне совершенно нормальным. Если определенные личности чувствуют себя атакованными, то это потому, что они дезинформированы. Или такое общество их устраивает. В этом случае чаще всего нападают на тех, кто хочет что-то изменить.
— Как человек и творец, как вы ощущаете это напряжение между художественным восхищением и этическими требованиями?
— Я больше не испытываю никакого художественного восхищения перед художниками, которые совершают плохие поступки. Чтение рассказов жертв Романа Полански, например, больше не вызывает у меня желания смотреть его фильмы. Для меня это не вопрос мнения, а вопрос сопереживания. Можно создавать великие произведения, не будучи жестоким, тираничным, унижающим и т. д. И есть так много порядочных художников, что, честно говоря, я могу обойтись без первых.
— Если бы зрители должны были запомнить только одну вещь после просмотра спектакля, что бы вы хотели, чтобы это было?
— Пока я пишу эти строки, премьер-министр объявляет, что французскому бюджету придется сэкономить еще 40 миллиардов евро, поэтому я скажу так: мужское насилие обходится Франции в 80 миллиардов евро в год.